Русь! Сгнила? Умерла? Подохла?
Что же! Вечная память тебе.
Не жила ты, а только охала
В полутемной и тесной избе.
Костылями скрипела и шаркала,
Губы мазала в копоть икон,
Над просторами вороном каркала,
Берегла вековой тяжкий сон.
Эх, старуха! Слепая и глупая!
Разорил твою хижину внук
...
Злые гады над дальним болотом
Пусть шипят ему: “сгинь, изувер”!
Скрепляемый кровью и потом,
Не дрогнет СССР.
(В. Александровский, стих “Русь и СССР”, “Правда” от 13 авг. 1925)
* * *
Со всех углов на вас глазея,
Вас тужится в силки поймать
Уезднейшая мать-Рассея,
Татарская, блатная мать.
...
О, скоро ли рукою жестокой
Рассеюшку с пути столкнут?
...
Он жив доселе, тихий омут...
Живехонький, как ни крути.
Да, выправить мозги такому
Труднее, чем чинить пути.
...
Да, чтобы в прах его рассеять
Нам надо буйно жизнь ломать
. . . . . . .
Уезднейшая мать-Рассея,
Татарская, блатная мать.
(А. Безыменский, журнал “30 дней”, М. 1925, 4, с. 34-35)
* * *
Я предлагаю
Минина расплавить,
Пожарского.
Зачем им пьедестал?
Довольно нам
Двух лавочников славить,
Их за прилавками
Октябрь застал.
Случайно им
Мы не свернули шею.
Я знаю, это было бы подстать.
Подумаешь,
Они спасли Рассею!
А может, лучше было б не спасать?
(Джек [Яков Моисееевич] Алтаузен, “30 дней”, М. 1930, 8, с. 66)
* * *
Бешено,
Неуемно бешено,
Колоколом сердце кричит:
Старая Русь повешена,
И мы - ее палачи.
(В. Александровский)